ГЕННАДИЙ ВАСИЛЬЕВ

В Афганистане, в "Черном тюльпане"

Жанр: военная проза, боевик, трагедия.
Теги: военная проза, боевик, трагедия, горячие точки, окопная правда.
Электронная книга в формате: PDF, EPUB, MOBI, FB2, Doc, RTF.

В Афганистане, в "Черном тюльпане"

1

Узловатые петли потертой портупеи лежали на дощатом полу, неровном, сложенном из тонких, карликовых половиц – коротких досок от обшивок гранатных ящиков.
Тут же блестели зеркальными боками консервные банки. Бумажные пачки патронов, похожие на пачки махорки, лежали в складках солдатского одеяла.

Со стен за сборами равнодушно следили плакаты, наклеенные вкривь и вкось на картонных стенах вместо обоев. Плакатов было в изобилии в убогой тесной комнатенке, сооруженной из разобранных снарядных ящиков и коробочного картона в одном из углов большой брезентовой палатки. Из-за отсутствия обоев навязчивой агитацией оклеили все стены командирского "кубрика". На стенках красовались косо налепленные опрокинутые трибуны с опрокинутыми графинами и опрокинутым толстощеким оратором, читающим по невидимой, тоже опрокинутой бумажке:

"ЗАВТРА РАБОТАТЬ ЛУЧШЕ, ЧЕМ СЕГОДНЯ!
СЕГОДНЯ – ЛУЧШЕ, ЧЕМ ВЧЕРА!".

Опрокинутые золотые звезды на пиджаках держались крепко, не падали. Бумажные трибуны наплывали на честные бровастые лица, бесцеремонно падали на тучные фигуры в безупречных гуталиновых костюмах, и перевернутый на плакатах размах пятилеток сыпался вниз по чистой голубизне неба, как в песочных часах.
По плакатам изредка бежали косые, веселые, будто пьяные, строчки, нанесенные шариковыми авторучками:

ЭКОНОМЬ САХАР, ПОДЛЕЦ!
ИНАЧЕ БУДЕШЬ ПИТЬ ТОЛЬКО ЧАЙ.

НЕ ДЕЛАЙТЕ ИЗ СНА КУЛЬТ!

МЫСЛЕЙ НЕТ – ОДНИ СЛЮНИ.

Кое-где виднелись и вовсе неприличные словечки, легкомысленно бежавшие по суровой простоте ленинских кепочек.
По толстокожим буквам помидорного цвета – "РЕШЕНИЯ XXV СЪЕЗДА – В ЖИЗНЬ!" – бежала простенькая будничная фраза: "В СОЮЗЕ ВОДКА БЕСПЛАТНАЯ. ТРИ РУБЛЯ – НЕ ДЕНЬГИ!".
А на пейзаже среди цветов и бабочек, с частоколом дымящих труб на горизонте, олицетворяющих союз природы и советской промышленности, только что появилась новая надпись: "Остался день до Приказа. Вырвем у "духов" "Зуб".

Шульгин, только что начертавший эту фразу, бросил ручку.
– Не получается из войны балета, – он натянул на плечи горную ветровку с капюшоном. – Что за это за война? Какой-то бег в мешках!
Стянул в узел лямки рюкзака.
– Ну, что это? – развел руками Шульгин. – Навьючены до отказа. По тридцать-сорок килограмм на плечах, а противник в одной рубашке до пят навыпуск. Он же, зараза, с одной пачкой патронов мухой летает вокруг нас. А мы – броненосцы в потемках против этих козлов горных. А толку – ноль…
Офицеры надели брюки, стянутые резинками на коленях и щиколотках. Нырнули в зеленую чешую бронежилетов. Набросили плащ-накидки. Сверху – радиостанции. И венец всему – потрепанные русские ушанки со свалявшимся серым мехом. Фигуры огрубели, будто сработанные топором.
– Снежная баба, – Шульгин неуклюже шагнул пару раз, с досадой махнул рукой, – точнее бабочка на булавке.
Ничто уже не удерживало офицеров в разоренной комнатке. Они в последний раз проверили снаряжение, уложили карты, достали по сигарете, закурили.
Тоскливо повисла в воздухе газовая кисея дыма.
Офицеры встали и вышли.

Пухлый розовый палец с плаката ткнул их в спину: "РАБОТАТЬ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ВЧЕРА!.."

Кстати, указующий перст был без мозолей.

2

В аэропорт рейдовые роты выдвигались пешком. Файзабадский полк стоял на излучине горной реки Кокчи уютной полковой деревенькой. Дымились трубы баньки и пекарни, блестели, словно серебряные, покатые крыши клубного ангара, столовой, складов, на веревках сушились и хлопали на ветру белые простыни возле госпиталя. Полковая деревенька дышала завидным покоем.
Приятно было возвращаться сюда после изнуряющих рейдов к застольям в прокуренных, тесных, самодельных каморках, где вместо скатертей стелились газеты, вместо тарелок гремели жестью консервные банки, а традиционные полсотки самогона наливались в необъятные солдатские кружки.
Аэропорт, где размещалась вертолетная эскадрилья, стоял на другой стороне реки, до его территории с полкового берега можно было добросить камнем через кипящие речные буруны. Но вдоль дороги, проложенной от полкового КПП до первого шлагбаума охраны аэропорта, находился афганский кишлак.
Глухие дувалы кишлака выглядели угрюмо, неприветливо. Афганцы из кишлака держались всегда настороженно и гостеприимством не отличались.
Они жили на самом водоразделе этой затянувшейся войны, в нейтральной ее полосе, рискуя оказаться втянутыми в действия той или другой воюющей стороны. Поэтому отношения с местными у полковых старожилов не складывались. Афганцы других, отдаленных кишлаков, были гораздо дружелюбнее. Но местные афганцы смотрели на "шурави" (советские – ред.) угрюмо и настороженно.
Поэтому наши солдаты опасались проходить вдоль кишлака пешком, в одиночку, терпеливо дожидаясь попутных машин. Это было одно из неписаных полковых правил, продиктованных чувством самосохранения.
Сейчас солдаты шагали вдоль глинобитных дувалов огромной полковой массой, заполнившей каждый метр дороги, и могла эта масса выплеснуть столько огня, что снесло бы огненным смерчем, сравняло с землей любой враждебный кишлак.
Страшна была эта масса своей военной мощью.
Каждый понимал это, и каждый, слившийся с этой страшной мощью, чувствовал исходящую от нее грозную силу.
Армия, числившаяся в армаде советских войск сороковой…
Ограниченный контингент советских войск в Афганистане.
К сожалению, ограниченный…

За шлагбаумом аэропорта тянулись деревянные модули файзабадских летчиков и длинная взлетная полоса, похожая на обычную пыльную грунтовую дорогу. В Файзабаде взлетную полосу не мостили металлической чешуей или бетонными плитами, как это обычно делалось во многих афганских аэропортах. Все здесь было проще, естественней…
Перед посадкой на вертолеты всех офицеров вызвали к "Первому". Такой неизменный позывной был на многих операциях у полкового командира, молодого коренастого подполковника с фамилией, словно заимствованной из типичной триады бесчисленных Ивановых, Петровых, Сидоровых, но слегка измененной – Сидорчук.
И сейчас стоял этот "типичный" Сидорчук перед своими озабоченными офицерами, по-мужицки расставив ноги, набычив шею, и весь облик его воплощал шальную молодецкую удаль.
– Ну что, товарищи офицеры, – ухмыльнулся Сидорчук и насмешливо выложил свою фирменную формулировку, – пионеры, дипломаты на веревочках! Не забыли, как в шашки играть, а-а-а? Раз, два – и в дамки!
Сидорчук щелкнул пальцами, словно в руках у него была заветная проходная шашка.
– Сразу в дамки, ясно! С первого же хода! Сделаем то, что никому не удавалось.
Сидорчук энергично прошел вдоль строя, дерзко глядя каждому в глаза. После чего начал инструктаж.
– Сегодня начинаем штурм высоты, обозначенной "Зубом". Штурм самого грозного в наших окрестностях укрепрайона с семью этажами обороны.
– Вы знаете, что взять боем этот укрепрайон безуспешно пытались все поколения сменного состава нашего отдельного полка. Предыдущие попытки кончались трагически. В прошлом наш полк нес тяжелые потери, замечу всем – людьми и всякой неодушевленной техникой…
Сидорчук оскалился хищной улыбкой:
– Сегодня наш черед.
Он повернулся вполоборота к взлетной полосе, где уже выруливала к ребристым панелям взлетки пара приземистых вертолетов.
– И первый наш ход противнику не понравится. Я, подполковник Сидорчук, принял командирское решение предварить операцию неожиданной для "духов" высадкой вертолетного десанта, который сегодня же, через несколько часов, соединится с прочими десантами всего нашего полка и батальона соседней кундузской дивизии. Соседи уже в воздухе.
Сидорчук обернулся в сторону далекого Кундуза, облегченно вздохнул.
– Так-то, товарищи офицеры. Это и называется – сразу в дамки. Противник привык к мысли, что мы не десантники, а пехота, приземленная к проходимым частям местности, которая с вертолетов не сыплется, а всегда липнет животами к бронетехнике. Но сегодня, через пятнадцать минут, ровно в четыре тридцать, мы десантируемся без парашютов, без бронетехники, без артподготовки в самое неожиданное для "духов" место – глубоко в тыл вышеназванной высоты, обозначенной на карте отметкой "два семьсот". Рядом с указанной высотой на площадке, выбранной для десантирования, не имеется ни укреплений, ни близлежащих кишлаков, ни укрепившихся бандформирований. Разворачиваемся всем полком на чистой и обеззараженной от "духов" местности.
Сидорчук продемонстрировал собственную раскрытую ладонь.
– Вот как на ладони… Чисто, конкретно! С безопасностью для личного состава…
Командир полка подмигнул офицерам. Он гордился этим продуманным оперативным планом, разработанным совместно со штабом кундузской дивизии.
Действительно, все прежние попытки штурмов вязли в первых же схватках еще на далеких подступах к высоте. Несколько пройденных с боями километров до "Зуба" обескровливали рейдовые роты, лишали их и сил, и боезапасов. Теперь же операция начиналась стремительным "ферзевым" броском через все поле "игры", и это было в духе подполковника Сидорчука, чувствующего себя не обставленным фигурами осторожным запуганным королем, а свободно фланирующим, наглым ферзем, которого всегда следует опасаться.
– Ну, что ж, пионеры, дипломаты на веревочках! Герои апрельской революции, – усмехнулся Сидорчук, – принимаемся за дело! Идем в гости к самому Басиру – главарю крупнейшей банды горного Бадахшана. И если мы "сделаем" этого Басира, – подполковник крутанул мощным кулаком, – этого некоронованного короля ближайших окрестностей, то останется только мелочь на закуску…
Сидорчук подошел к офицерам вплотную, хлопнул по плечу лейтенанта Орлова:
– Авангардная группа нашего десанта сформирована из лучших солдат передовой роты нашего полка. Эта группа обеспечит надежным прикрытием высадку всего полка. Командует группой лейтенант Алешин.
– Никак нет, – возразил лейтенант Орлов. – Командует группой лейтенант Шульгин.
– В чем дело? – недовольно спросил Сидорчук, брови у него угрожающе сдвинулись.
– У лейтенанта Алешина семейные обстоятельства, – пояснил Орлов. – Вместо командира взвода с группой пойдет замполит роты.
– Какие еще семейные обстоятельства? – рассердился Сидорчук и рубанул наотмашь рукой, – мы ж на войне! А на войне не может быть никаких семейных обстоятельств. Повторяю…
Он круто развернулся к строю.
– Чтобы все забыли на войне о семейных обстоятельствах. Что там еще случилось у Алешина?..
Орлов покачал головой.
– Разрешите доложить сразу же после операции. Я лично принял решение заменить лейтенанта Алешина замполитом роты. Свои доводы изложу в рапорте по возвращению в полк.
Лицо у Сидорчука слегка прояснилось.
– Ну, если принял командирское решение, – сказал он, – тогда согласен. Командир имеет право принимать решения. И никто не может их отменить, запомните, никто… Я лично одобряю самостоятельные решения своих командиров. Одобряю.
Сидорчук коротко вздохнул, подошел к лейтенанту Шульгину, поправил на его плече завернувшуюся лямку вещевого мешка.
– Ну что ж, Шульгин… Певец наш модульный!.. Давай действуй! Хватит тебе гитарой политотделу нервы трепать, – Сидорчук усмехнулся. – Действуй на нервы душманам!
– Приказываю… – повисла пауза в воздухе. – При высадке группы укрепиться на указанных позициях и в случае неожиданного приближения противника прикрыть огнем выброску основных сил десанта. Хотя, – Сидорчук самодовольно покачал головой, – на этот раз неожиданного приближения "духов" не предвидится.
Сидорчук уверенно вздернул чисто выбритый подбородок и добавил, с усмешкой:
– На этот раз все просчитано! Вплоть до мелочей!
Модульным певцом командир назвал Шульгина не случайно. Замполит в свободное время руководил полковым ансамблем и сочинял песни, тут же разлетавшиеся в многочисленных записях по другим полкам. В полковом жилом модуле, в номерах штабных офицеров и женской половины полка кассеты с шульгинскими песнями крутились чаще модных советских шлягеров.
Офицеры разошлись по своим ротам.
Выдвинулась шульгинская группа к первой паре вертолетов, которые уже вырулили на начало взлетной полосы. Эта первая пара "вертушек" должна была совершить будто бы обычный утренний облет прилегающей территории и, не привлекая внимания, незаметно сбросить в горах группу прикрытия. Через полчаса после закрепления группы прикрытия в ход запускалась вся грузная полковая машина вкупе с прилетающими соседями. Кундузской группой командовал лично дивизионный генерал, с территории полка, из штабного кабинета Сидорчука.
До момента взлета оставались считанные минуты, и Шульгин готов был уже садиться в вертолет ведущего пилота, как из-за модулей вертолетной эскадрильи вдруг вынырнул медсанбатовский УАЗик. Зеленая машина неслась прямо по взлетной полосе, поднимая пыль. УАЗик осадил со скрежетом у первой пары вертолетов, резко хлопнула дверь, и из клуба пыли вынырнула стройная фигурка девушки – медицинской сестры. Она одернула помявшийся халат и подошла к Шульгину напрямую, минуя десятки удивленных взглядов.
– Товарищ лейтенант, – начала она деловито и напряженно, – почему не берете санинструктора. Себя не жалеете? Людей пожалейте!

– Какое свинство! – Андрей Шульгин, лейтенант рейдовой роты отдельного файзабадского полка, прозванный уже "старым лейтенантом" за полугодовую задержку в звании, развел руками перед туго набитым вещевым мешком.
– Отцы-командиры, ну скажите, как воевать таким навьюченным? Как гоняться за босыми "духами"?
Немногословный Орлов усмехнулся, поправил на спине радиостанцию со скрюченной ревматической антенной, тронул пухлые подушечки перевязочных пакетов:
– Волка ноги кормят

Шульгин развел руками: – Вертолет не резиновый. Битком все забито! – он кивнул на переполненный солдатами и оружием вертолет. – Видите, сколько костоломов? – Шульгин пожал плечами. – Костоправы понадобятся после, а то и вовсе не понадобятся.

Шульгин потянул девушку за локоть в сторону от взлетной полосы, подальше от любопытных глаз и ушей.
– Лена, не сходи с ума, – сказал он тихо. – Все будет в порядке, поверь. Окопаемся, а через
полчаса тысяча стволов за спиной. Обычная операция, никакого риска, пустяки… Ну, что ты?
Девушка подняла голову, встревоженно посмотрела Шульгину прямо в глаза:
– Тогда почему ты вместо Алешина? Нет других командиров? Почему ты? – стон застыл у нее на губах. – Почему не зашел на минутку?
Ты же обещал, – она взяла лейтенанта за рукав, – всего на минутку…
Она потянула лейтенанта за руку на глазах у всего полка, у солдат, скосивших любопытствующие
глаза, вытянувших шеи, у штабной группы офицеров, окружающих своего лихого командира
и поглядывающих на них с удивлением.

– У них что там, отношения? – обернулся Сидорчук к начальнику медицинской службы. – Что за бардак?
– У всех женщин в нашем полку отношения, – проворчал майор с медицинской эмблемой на петличках, – сами знаете…
– Кто ей приказал? – рассердился командир полка, – вылет задерживается...
– Я приказал, – развел руками начмед, – срочно доставить усиленный комплект санинструктора, санитарную сумку. Санитара ж они не взяли. Аптечки у бойцов укомплектованы слабенько. Сами знаете… Мало ли что?
– Отставить "мало ли что"! – нахмурился Сидорчук, – все будет строго по плану!

– "Метель-один", я "Первый", прием, – заскрипела вдруг ожившая радиостанция Шульгина.
"Метелью-один" был Шульгин. Он отнял руку от горячей ладони девушки, сжал тангенту радиостанции:
– "Первый", я "Метель-один"…
– Время вышло, "Метель-один". Начинай отсчет… Передай Елене Сергеевне, чтоб не волновалась. Сидорчук за тебя и за всех лично отвечает. Так что, вперед, сынок…
Елена не удержалась, припала на мгновение к груди лейтенанта. Ее волосы упали волной на выгоревшую ткань бронежилета.
– Ничего не могу поделать, прости, Андрей, – прошептала она, стараясь незаметно смахнуть предательские слезы. И добавила уже нарочито бодрым голосом:
– Будем вас ждать, ребята! Всех ждать… С Богом!
Шульгин наклонился, прикоснулся губами к волосам девушки, быстро развернулся и побежал к вертолетам.

Женщины в Афганистане были на особом положении. Эту необъявленную войну немногочисленные женщины: медсестры, машинистки, связистки, официантки – согревали своим душевным теплом, вносили в нее что-то домашнее, уютное.
Нехотя закружились с каким-то жутким уханьем винты первого вертолета… у-у-у-у-ух, … у-у-у-у-ух!
Затем это филинское уханье стало частым, свистящим…
И вертолет, рядом с которым стоял Андрей, начал медленно и неудержимо свой разбег.
Лейтенант сделал несколько шагов, держась за выставленный трап, не решаясь на последний рывок в дрожащую глубину десантного салона, и тут медсестра громко вскрикнула и отчаянно замахала рукой.
Начавший движение вертолет оторвался от лейтенанта, пошел вперед, содрогаясь мощью авиационных двигателей, а Шульгин развернулся в обратную сторону и побежал навстречу к медицинской сестре.
– Товарищ лейтенант, – выкрикнула она, – вы забыли!.. Санитарная сумка!
Она сорвала с плеч рюкзак с нашитым крестом – предлог для встречи, который забытой вещью прятался за ее спиной во время их быстрого разговора.
Шульгин поймал брошенную санитарную сумку.
– Это не пригодится! – крикнул он через плечо, и побежал ко второму вертолету, тоже набирающему скорость.
Несколько рук подхватили его за тяжелую амуницию и втащили в салон разгоняющейся машины.