Папа купил билеты в дельфинарий.
И Митя немножко разволновался.
А дельфины страшные или так себе? Лапы у дельфинов какие: с длинными когтями или как? А зубы у них какие: огромные, или не очень? А хвост у них какой: колечком, или поленом?
И Митя немного успокоился, когда узнал, что у дельфинов лап вовсе нет, одни только гладкие ласты, больше похожие на птичьи крылышки. И хвост у дельфинов лопатой шлепает по волнам, только брызги в стороны. И мордочка такая гладенькая, чистенькая, блестящая, что целовать хочется. Словом, ничего общего с собаками, которых Митя не жалует. Ни слюней нет сенбернаровых, ни клыков бульдожьих, ни дворняжьих усов, к которым прилипла картофельная шелуха, фу-у…
И главное, дельфины не рычат, р-р-р… И не лают глухим басом, га-ав… Потому что Митя не любит, когда на него рычат и лают. Митю однажды напугала злая собака, хватит с него. И Мите понравилось, что дельфины не лают, не рычат, а только высвистывают чайками, курлычут журавлями, клекочут молодыми петушками, ку-урл… ци-инь… цо-ок… Целая азбука у дельфинов из тридцати двух звуков, не то, что у собак, га-ав… га-ав… Всего три известных буквы. И Митя еще больше успокоился, когда узнал, что у них пятый ряд, согласно купленным билетам, и что даже решетка имеется между бассейном и лавками для зрителей. Потому что хоть ног и нету, хоть и не лают и не рычат, но лучше все-таки подальше сесть.
Митя прикрыл глаза. Как здорово! И чуть не скользнул ужом на стульчике. Потому что Митя всегда вертелся от радости, когда рисовал. И дельфин тоже прошелся винтом перед мольбертом, защелкал языком, цо-ок… И заплясала кисточка красочным мотыльком перед белой простынкой картины, фи-ить… Еще мазок, фи-ить…
Митя прикусил губы. Какое волшебство!..
Уже колыхались на мольберте мохнатые водоросли, мелькали тени летящих рыб, расползались блины медуз и струился по белой простынке голубой туман подводного царства.
И когда картинка была готова, Митя чуть не подпрыгнул. Даже папа удивленно заметил необычную Митину храбрость. Потому что Митя мальчик совершенно спокойный. Он никогда не крутится ершом. Из него слова не вытянешь. Он всегда черепашкой прячется в панцирь, а тут… Вылез Митя из своего привычного панциря.
И девушка протянула к зрителям дельфиний рисунок и сказала:
- А сейчас будет необычный аукцион. Выставляется удивительный лот, - девушка качнула картинкой, - кто желает приобрести произведение кисти дельфиньего мастера, прошу назначать цену.
Девушка махнула узенькой ладошкой.
- Начальная цена – сто рублей. Каждый взмах руки – пятьдесят рублей. Окончательная цена объявляется три раза, – девушка звонко хлопнула в ладоши, - сто рублей, ра-аз…
Митя вытянулся встревоженно, что такое, что происходит?.. Что еще за аукцион? Какой еще лот? Какие такие рубли?
Митя рублей в руках не держал. Хоть и умел считать аж до тысячи. Аукционов Митя никогда не видел. Лоты ему никогда не попадались на глаза. Митя только почувствовал, что чудесная картина дельфиньего художника как-то во всем этом замешана. И когда взлетела рядом чья-то рука
флажком, и послышалось оживленное восклицание:
- Сто пятьдесят рублей, пятый ряд, ра-аз…
Митя задрожал от волнения. Мамочки! Это же картину дельфинью продают таким варварским образом.
- Двести рублей, слева, ра-аз… - зазвенел голосок набатом.
Митя вывернул голову. Точно! Страшная пятерня в золотом браслете вылезла слева.
- Двести пятьдеся рублей, справа, ра-аз…
Митя круто развернул перископ суженных глаз, ужа-ас… Змеиная ладошка в капюшоне широкого рукава вынырнула справа над головами.
- Триста, первый ряд, ра-аз…
Митя немножко привстал. Бритый череп в первом ряду качнулся буйком и выбросил кувалду увесистого кулака.
- Четыресто, верхний ряд, ра-аз…
Митя откинулся назад, караул… Блеснули толстые очки под маятником тонких рук.
И посыпались страшные цифры на бедную Митину голову. Шестьсот… Семьсот… Восемьсот…
Так что Митя съежился осенним листом.
И когда зазвенел женский голос, - Девятьсот пятьдесят, ра-аз…
Митя не выдержал. Потому что это был предел. Это же было почти тысяча. Митина мама часто вспоминала эту круглую цифру. Тысячу раз тебе повторять!.. Тысячу раз тебя учить… Тысячу раз от тебя слышу… Поэтому Митя не выдержал и выкинул руку вымпелом.
- Тысяча, пятый ряд, ра-аз… - воскликнула девушка, и повисла в зале напряженная тишина.
Митин папа обернулся и чуть не съехал со стула.
- Тысяча рублей, пятый ряд, два-а… - зазвенела струна над бассейном.
Папа открыл рот и принялся шарить рукой по карману брюк. Словно там зашевелились ожившие рубли.
- Тысяча рублей… - охнул кто-то в зале.
Папа схватился за сердце. Митя задрожал. Но голос ведущей взлетел на целую октаву.
- Тысяча рублей, три-и… Пятый ряд… Мужчина с мальчиком… продано…
И Митя заметил, как с досадой взмахнул знакомый золотой браслет с растопыренной пятерней. Как папа растерянно съехал по креслу. Как обернулся в их сторону весь зал сотнями горящих глаз. А сам Митя всхлипнул от счастья, хлю-юпс…
Дальше все было как в тумане. Митя вцепился в папину руку и поплыл в этом тумане за дельфиньей картиной. Папа в этом тумане волочил ноги и тихо вздыхал. Наверное, от счастья…
Потом папа вытряхивал бумажник до последней бумажки. Шарил по карманам и последнюю деньги собрал мелочью с протяжным вздохом, наверное, трепетал от восторга... И Митя тоже дрожал от нетерпения поскорее прижать к груди мохнатые водоросли и прозрачный кисель расплывчатых медуз.
- Даю, - звучно выдохнула дама, - хотя это стоит не больше… скажем так, рулона туалетной бумаги…
Митя встревоженно прижал к груди морской пейзаж и впился в папу глазами. Что же это такое? Мамочки! Неужели аукцион продолжается? Почему? Как? Ведь картина уже стала Митиной? Разве не так? А папа покачался на носках:
- Пять тысяч рублей, конечно, большие деньги. Хм-м... Можно купить машинку с дистанционным управлением, правда?.. Можно купить железную дорогу? Можно купить маску и ласты для подводного плавания, та-ак?
Папа обернулся на Митю, который сжался колючим ежиком.
- И все же, - вздохнул сказал папа, - наша картина не продается!
- За пять тысяч не продается, - воскликнула дама, и вздрогнули колбасные круги на голове. – А за десять?..
И за спиной у нее прошипело змеиным шепотом:
- Хочу картинку…
- Десять тысяч плачу, - воскликнула дама. – Десять тысяч ваши, картина наша…
- Десять тысяч, - пожал плечами папа. – Это очень хорошие деньги! За десять тысяч можно купить пневматическое ружье, стреляющее шарами хм-м... Или, скажем, походную палатку, э-эх... Или большой аквариум с рыбками, а-а?..
Но только Митя замотал головой и еще больше ощетинился ежевыми иголками.
- И даже за десять тысяч, - развел папа руками, - картина не продается.
- Ладно, - топнула дама ногой, - десять тысяч так себе деньги. Но ведь триста долларов – это уже что-то! Предлагаю триста долларов! Три купюры по сто баксов, а-а?
Папа вздрогнул, а дама крутанула мощной шеей:
- Неужели вы не умеете считать! Вы купили картину всего за тысячу деревянных, за штуку всего, а продаете за триста баксов. Разница колоссальная! Берите денежки, вот же они…
Дама взмахнула пятерней, и зеленые бумажки вдруг захрустели у нее в руках. И зеленым светом вспыхнули у дамы глаза, а у девочки плеснулась в зрачках ржавая болотная муть.
И в самом дельфинарии Митя покрепче прижался к папе. Все-таки папа большой, он кому хочешь поперек горла встанет. И когда выпрыгнули дельфины из воды гладкими бочками, Митя даже повеселел. Слава Богу! Не похожи дельфины на противных собак ни капельки. И вообще, это
рыба какая-то. Что-то вроде селедки, которую перекормили горохом. А селедок Митя не боится, даже таких преогромных.
И Митя от папы отодвинулся и стал спокойно смотреть на дельфинье представление. И даже Мите интересно стало. Дельфины выныривали из воды свечой и хлопали ластами. Долетали до круглых обручей ласточкой. Ловили кольца на гладкий нос. Пели под гармошку, гы-ырл… у-урл…
И даже катали артистов на глянцевых спинах.
Но самое удивительное случилось в конце представления. Когда вынесли дельфинам краски, кисточки и белое полотно. Тут уж Митя не мог стерпеть. Потому что у Мити тоже были краски и кисточки, и Митя дома часами сидел, высунув язык над листами бумаги, а тут… Легло перышко
кисточки в баночку с краской и полетело над бассейном прямо в дельфинью пасть. Дельфин встал свечой перед белым мольбертом и вдруг мазнул по ватману первый масок, фи-ить… И задумчиво тряхнул своей лобастенькой головкой.
Митя тоже так задумывался после первого красочного мазка. Что получится на полотне? Может быть, космические войны? Может, царство Кощеево? Может, проснувшийся вулкан? И дельфин откинул голову и кивнул гладким носом. Что же получится, в самом деле? Может, подводное царство? Может, тучи креветок? Может, коралловые рифы? Новый мазок лег на ватман, фи-ить… Пролетела по белоснежному полотну голубая волна. И дельфин защелкал язычком, чо-ок… чо-ок…
Митя тоже так щелкал языком, когда ему нравилась игра красок. Когда вулкан начинал дышать огненным дыханием. Загорались Кощеевы глаза. Сыпался метеоритный дождь по ватману.
А на мольберте у дельфина ожили расплывчатые медузы, распахнулись бледные поля подводных шляп, и фи-ить… Стремительно пронеслись по волнам черные тени плывущих рыбок.
И когда оказалась в руках заветная картина, Митя всхлипнул и чуть не расплакался. Слезы в уголках глаз сверкнули жемчужинами. Потому что очень боялся Митя остаться без этого чуда. И он так вцепился в морской пейзаж, что чуть не провалился в бумажный омут водорослей.
И тут затопали вокруг сотни каблуков, зашлепали сотни тяжелых подошв, застучали тонкие молоточки женских подковок. И Митя вместе с папой направился к выходу.
На улице папа остановил Митю. Он внимательно посмотрел прямо в Митины счастливые глаза и задумчиво спросил:
- Как это тебе в голову пришло?
- Что, папа?
- Да вот это, - кивнул папа на картинку, - купить такую невидаль за тысячу рублей?
Митя оторвал от себя картину и засветился.
- Не знаю, папа…
- А ты хоть знаешь, что такое тысяча рублей? – вздохнул папа.
Митя пожал плечами. Откуда ему знать, наверное, это какие-то деньги.
А папа покачал головой.
- На тысячу рублей можно купить небольшой экскаватор с ковшом и колесами, - папа пожал плечами.
- Можно приобрести хорошую настольную игру….
Папа очертил пальцем большой квадрат.
- Можно огромный пакет с горячим попкорном домой принести… На неделю всем хватит.
Папа вздохнул.
- Тысяча рублей – большие деньги, - почесал папа в голове и задумчиво добавил, - а если бы и дальше продлился аукцион? Если бы до двух тысяч дело дошло? Или до трех.. Или до пяти?
И тут кто-то кашлянул за спиной, хм-м…
Митя обернулся, и знакомый золотой браслет сразу бросился ему в глаза. А в золотом браслете оказалась полная тетенька с колбасными кругами пшеничных волос на голове.
- Пять тысяч - не деньги, - уверенно сказала женщина. – Я даю вам пять тысяч. Слушайте внимательно! Пять тысяч ваши, картина наша…
И она обернулась на такую же полную, похожую на нее девочку с капризными толстыми губами. Девочка терла пухлыми пальцами красные глаза.
- Хочу картинку, - прошипела она капризно и топнула слоновьей ножкой.
- Позвольте, - покосился папа глазом на Митю. – Вы хотите сказать, что даете пять тысяч рублей за этот, хм-м-м… кусочек картона?..
Но только папа, хоть и качнулся на носках, все же удержался. Он обернулся на Митю и сказал:
- Мне кажется, что наша картина устоит даже перед миллионом долларов. Правда, Митя?
И Митя убежденно кивнул головой и прошептал:
- Правда…
Дама топнула ногой и покрутила стодолларовыми бумажками у виска.
- Что я слышу? Какая несусветная глупость!.. Просто ужас!..
Девочка скрежетнула зубами и прошипела испорченной пластинкой:
- Хочу картинку…
А Митя уже шагал с папой в ногу, ать-два-а… И солнце горело ослепительным светом, переливаясь на шляпах расплывчатых медуз. Гудел асфальт под ногами, бо-омс… Горячий ветер лизал Митины кудри. И папа крепко сжимал Митю за плечо. У самого дома папа сказал:
- И все-таки, Митя, мы с тобой не прогадали.
Папа взъерошил волосы.
- Подумать только! Картина стоит целых триста долларов, правда! А мы ее взяли всего то за тысячу рублей!