ГЕННАДИЙ ВАСИЛЬЕВ

Рыбацкое счастье

Яркие страницы детских увлечений и привязанностей, без которых палитра детского мира лишилась бы красок. Каждый сюжет этой книги рисует сцены из жизни наших братьев меньших из собачьего племени, кошачьего семейства и прочих пернатых, хвостатых, ушастых и пушистых.

Жанр: детские приключения, смешные истории, ералаш, домашние животные.
Теги: Детские приключения, Иллюстрированное издание, Смешные истории, Ералаш, Домашние животные.
Электронная книжка в формате:
PDF, MOBI, EPUB, FB2, Doc, RTF

Тишка нас не слушал. Он косился на деревянную линейку, которой Маша махала во все стороны, громко лаял и поджимал хвост. Наконец, нам удалось загнать его в угол спальни. И мы уже собрались измерять мелькающие конечности, но мама окна оставила открытыми для проветривания. И Тишка сиганул от нас в окно, только посыпались цветочные горшки в стороны.
Хорошо папа оказался начеку. Он ловко прыгнул на Тишку и чуть не раздавил его своим животом. Тут и мы выпрыгнули из окна с деревянной линейкой. И мы с папой стали Тишку растягивать за лапы в стороны. Таня подобралась с линейкой поближе. А Тишка так взвыл на весь дачный поселок, что мама через весь огород рванулась во двор с тяпкой в руках:

Тишкина будка

Наша собака Тишка выросла и негде ей стало жить.
Раньше мы с сестрой отчаянно спорили до хрипоты, с кем Тимочка будет спать? Со мной на подушке с голубыми незабудками или на Таниной подушке с розовыми фиалками?
И кто будет поправлять Тимочке одеяло, шитое лоскутками? Кто будет чесать Тимуле молочное брюшко и рассказывать сказки в пухнастые уши, раскинутые лопушками? И кому Тима будет благодарно вылизывать щеки влажным языком, щекотать усами шею и фыркать в уши?
Но только быстро кончилось наше короткое счастье.

Волнистая шелковая шкурка у Тимки стала похожей на щетину сапожной щетки. Влажный язычок уже тер ладошки наждачной бумагой. Лапы Тимкины совсем не помещались под одеялом, и лохматая морда сваливалась с полянки голубых незабудок.
И мы стали звать Тимочку по взрослому Тишка. Стали ездить на Тишке верхом, запрягать его в санки и одевать в папину осеннюю куртку, чтобы нестриженные когти выглядывали из рукавов.
И еще можно было играть с Тишкой в перетягивание скакалки, пока не лопалась тугая резинка, дэ-энс… Гоняться за кошкой, пока не сваливались с подоконников горшки с цветами, гры-ымс… И мерять обувь в прихожей, пока шнурки на папиных ботинках не рвались с треском, и каблуки маминых сапожек не теряли отгрызенных подметок.

- Не собачья жизнь, а курорт какой-то. Вот приедет папа, и все… Делайте Тишке будку на улице…
И хоть мы распустили дрожащие губы киселем и повесили сливами свои носики, мама осталась непреклонной:
- Если этот барбос останется в доме, то я сама себе постелю на улице перед дверью. И буду чесать за ухом задними лапами… И лаять на всех, ясно!
И мы хихикнули, повели плечами и стали ждать папу. Вот приедет папа и за за нас заступится.
Но только папа согласился с мамой.
- Я себе тоже постелю на пороге, - сказал папа. – Мы с мамой вдвоем будем лаять на всех. И блох вычесывать задними лапами. А вы в доме живите, как хотите! Пусть вам Тишка борщи готовит и посуду моет хвостом…
И пришлось нам с Таней перестать шмыгать носом на весь дачный поселок. Ладно уж! Пусть мама с папой в доме спят. Пусть не чешутся задними лапами. Пусть борщи готовят и посуду моют, как люди. А то что соседи про нас подумают? Что у нас папа с мамой живут хуже собак…

А папа открыл настежь двери мастерской и потер ладони:
- Эх! Люблю я поработать!
И он так азартно это сказал, что у нас тоже ладошки зачесались. И у меня, и у Тани.
Только мама сказала настороженно:
- Вот ты один, папочка, здесь и поработай. А дети пусть молочка попьют и телевизор посмотрят.
Но только папа с мамой не согласился.
- Пусть они не телевизор смотрят, а на то, как папа молотком орудует, - сказал он, - это гораздо полезнее, чем столбом сидеть перед экраном.
И мы с папой согласились, что это полезнее. Столбом посидеть всегда успеется. И молоко от нас никуда не убежит. А будки делать не каждый день приходится.
И хищно сверкнули острыми зубьями ножовки, висящие на крючках. Вытаращились шляпками худощавые гвозди. Клацнули челюстями клещи. И молоток-гвоздодер ухмыльнулся и качнул железным хохолком.
И мы с папой начали строить Тишкин дом.
Папа взял линейку в руки и почесал затылок деревянным концом.
- Прежде чем что-то строить, нужно все размеры знать, - сказал папа. – нужно знать длину, высоту и ширину. Чтобы Тишка в своем доме мог вытянуться жирафой или развалиться при желании на бок. А какая у Тишки длина вместе с его лохматыми конечностями? А-а? Кто скажет?
Я сказал:
- Нужно нашего Тишку померить. Нужно его приложить к линейке от хвоста до носа.
Папа сказал:
- Правильная мысль! Вот и прикладывай, Мишка, к линейке своего Тишку. А то вдруг сделаем короткую будку, и будут у Тишки пятки торчать на улице.
Папа протянул мне деревянный метр. Но Танечка тут же схватила метр своими цепкими руками.

- Что случилось? Что с Тишкой?
- Да вот, - спокойно сказал папа, - меряем Тишку метром. Чтобы будка получилась точно по размеру.
Мама топнула ногой и сказала:
- Вы же его насмерть напугали! Иди Тишенька ко мне, я тебе молочка дам!
И пока успокоенный Тишка лакал молочко, мама достала клеенчатый метр и быстро протянула от Тишкиного носа до кончика хвоста гибкую полосочку с делениями.
- Вот вам его размеры.
Мама смерила высоту Тишкиной холки.
- Вот вам длина конечностей. Эх, вы, строители... Еще строить не начали, а уже весь дом перевернули вверх тормашками.
Но мы на маму не стали обижаться. Потому что портняжьим метром легче мерить вертлявых собак, чем негнущейся линейкой. И мы ловко расчертили с папой, какая будка у нас получится. В длину, ширину и высоту.
И папа поручил нам с Таней еще одно важное дело. Мы должны были из кучи досок вытаскивать коротенькие метровые доски, которые остались от строительных деревянных поддонов. Только все эти доски были заляпаны раствором и смолой. И нам нужно было отдирать раствор железным скребком. А папа эти доски подрезал на нужный размер.
Правда, мама заглянула в мастерскую и неодобрительно покачала головой. Очень маме не понравилось, что мы носимся с досками по мастерской, а не сидим, сложа руки, перед папой, как перед телевизором. Страшно ей не понравилось, что мы голыми руками дергаем доски в острых занозах. Но только папа попросил маму не мешать и покрепче прикрыл за ней дверь мастерской. А нас по голове погладил, молодцы, ребята, помогаете отцу по хозяйству! И папе наши почищенные доски жутко понравились.
Папа клал эти доски на табуретку, прижимал коленом и вжи-ик… Сыпались желтые стружки под ноги. Дрожала досочка птичьим хвостиком. И надламывался отрезанный конец, кря-якс…
И у меня страшно руки загорелись попилить вместо папы. Хоть немножечко. И я папе сказал:
- А можно и мне попилить?
- Отчего же нельзя, - сказал папа, - пожалуйста!
И дал мне горячую ножовку в руки.
И я, как папа, прижал досочку ногой. Положил зубья на карандашную полоску. Двинул плечом, и вжи-ик… Посыпались вниз желтые опилки. И хоть у меня получилось кривовато, но все равно лучше, чем у папы.

И Таня тоже затопала ногами.
- Хитренькие какие. Сами пилят, а мне не дают…
И пришлось тоже дать теплую ножовку в Танины руки. И она дергала горячими зубьями вверх вниз, вжи-ик… И у нее тоже сыпались опилки под ноги. И перекошенный конец доски крякнул обиженно, крэ-экс… И шлепнулся на пол мастерской косым уголком.
И мама наша тоже чуть не шлепнулась в обморок на пол мастерской, когда увидела пилу в руках у Тани. Она чуть язык не потеряла от изумления. У нее даже прическа свесилась набок, как гребешок у курицы. И мне показалось, что мама сейчас начнет кудахтать, но только папа ее широкой грудью от нас закрыл и что-то ей прошептал на ухо еле слышно. Так что мама покраснела и выскочила за дверь.
А папа стал спокойненько сколачивать доски вместе. И это было еще интереснее. По рубленой шляпке тюкнуть железной пяткой молотка, тю-юкс…
Тут нужно было особую меткость иметь. Папа бил по гвоздям, не глядя, ба-ац…. Гвозди влетали в дерево по самые шляпки, у-упс… И я тоже попросил молоток у папы. Прицелился, как следует, и с трех раз сразу попал по шляпке, тю-юк…

Прямо, как снайпер.
А Таня посмотрела на мою меткость и сказала:
- Какие хитренькие. Сами бьют по гвоздям, а мне нельзя…
И пришлось ей тоже дать молоток в руки. Но только Таня даже с пяти раз не попала по гвоздю. У нее получилось по краешку тюкнуть, ба-ац… Так что гвоздь согнулся от огорчения. И мама наша тоже согнулась от огорчения рыболовным крючком, когда увидела молоток в Таниных руках. И руки у нее задрожали. И в горле что-то булькнуло, словно чайник на плите вскипел.
Но только папа не хотел горячего чаю. И мы не хотели чаю. Мы лимонаду холодного хотели все. И папочка тут же уговорил маму пойти в дачный магазин за холодным лимонадом. Чтобы было чем горло промочить трудовому народу.
И мама хлопнула дверью мастерской, потом дверью нашего дома, потом калиткой. И в магазин пошла, как папа вежливо попросил.
А мы принялись снова сколачивать доски. Папа бил с одного раза по шляпке, тю-юкс, я в трех раз, ба-ац, а Таня с пяти раз и то криво.
И получились у нас четыре стены тишкиной будки на все стороны света. Все стены были одна лучше другой. Только в одной стене нужно было дырку вырезать, чтобы через нее пролазил Тишка в свою будку. И папа сначала хотел Тишкину толщину померить, но тут мы вспомнили о перевернутом нашем доме и передумали.
- Мы по нашей Танечке померим, - сказал папа. – Она у нас как раз толщиной с Тишку. Если Танечке ловко будет лазить, значит, и Тишке будет хорошо.

И у нас Таня лазила по будке по-собачьи, на четырех лапах, взад вперед, и даже виляла хвостиком под платьем и дышала, высунув язык. И дырку мы смастерили точно-преточно, лучше некуда.
А потом мы стали крышу делать. И тут мама подоспела с холодным лимонадом. И она сначала косилась на острые зубья ножовки, на колючие гвозди и молоток с железным хохолком, но потом не выдержала и тоже попросила молоток в руки. И наша мама попала по гвоздю с шести раз. Мы с Таней хором считали, ра-аз… два-а… три-и… четыре… Но и мамин гвоздь замечательно вошел в дерево по самую шляпку, у-упс… И будка совсем перестала шататься, накрытая прочной крышей.
- Вот и готов Тишкин дом! – торжественно сказал папа.

А мы запрыгали и захлопали в ладоши, ура-а...
Как здорово с папой и мамой вместе дома строить!
Как здорово вообще что-то делать всем вместе, локоть к локтю, нос к носу.
Как здорово собирать, сбивать, сколачивать вот так, а потом ра-аз… и такое чудо перед тобой, глаз не отвести!
Но только нам вдруг жалко стало отдавать Тишке такой роскошный дворец.
- Я тоже хочу в таком доме пожить, - сказала Таня. – Хитренькие какие… Так нечестно…
И мне тоже смерть как захотелось в Тишкином доме пожить. Так что, даже мурашки по спине пробежали. И мы с Таней переглянулись и быстро полезли в Тишкин дом, так что стены затрещали, тр-р-р… Но только нам с Таней вдвоем было тесно в деревянной будке. Танины коленки давили мне в спину. А мои локти врезались ей в ребра. Очень неудобно нам было вдвоем. И мы стали лазить в будку по очереди. Сначала я, потом Таня. Только Тишкина очередь никак не наступала. И хотя
его папа привел к будке на новоселье, но только нам самим хотелось вытянуть лапы в деревянном домике и полежать на боку. И папа меня за ноги вытащил из будки. А мама сказала:

Покрутился юлой, повертелся и вдруг ухнул ребрами на деревянный пол, у-ух…
И высунул на улицу влажный черный нос.
И мы с Таней нетерпеливо заерзали. Полежал и хватит. Вылезай давай. Наша очередь!
Но только Тишка не собирался вылезать.
Он потянулся, распахнул пасть, зевнул, ва-ау… И глаза у него закатились звездами в темноту будки.
Какое нахальство!
И мы с Таней затопали ногами, затрясли кулаками. Так же нечестно! Пожил немножко, дай другим пожить. Но только Тишка и носом не повел.
А мама сказала:
- Вот какую хорошую будку сделали собаке. Молодцы! Тишка сразу свое место признал. Пойдемте теперь дети домой, теплое молоко пить.
Но только мы с Таней отчаянно скисли.

Какое там молоко!
Мы с Таней похудели от огорчения.
Мы с Таней затряслись осенними листиками.
Работали, работали. Старались, старались. Из кожи вон лезли. И на тебе…
Нам домой идти к пыльным коврам и скучным книгам, а Тишке хоромы боярские.
Мы с Таней распустили губы киселем. Повесили головы сливами. Чуть не разревелись.
Разве это честно! Разве это правильно!
Все не как у людей!
Посмотрите на это безобразие!
У всех собаки, как собаки!
В пыли валяются, кости грызут, на прохожих лают…
А наши собаки живут лучше детей!

Но только мама однажды сказала:
- Хватит…
И мамин голос прогремел, как гром среди ясного неба.
- Довольно с меня…
Потемнели мамины глаза черным омутом.
- Мне все это надоело…
И хоть мы с Таней стали тереть под бровями, чтобы скорее брызнули слезы, а Тишка съежился в комочек и накрыл морду лапами, мама сказала железным голосом:
- Мое терпение кончилось. Вы должны понять, наконец! Собака должна жить
во дворе, а люди в доме. А не наоборот.
Мама тяжело вздохнула:
- Все у нас, не как у людей! У людей собаки на цепи сидят, а у нас Тишка на диванах валяется. У соседей собаки в будках спят, а наш барбос под одеялом без сказки не засыпает. У всех собаки за забором лают, а наш кобель телевизор смотрит, хоть очки вешай на нос...
Мама развела руками.

- Ага! Хитренькие какие. Мишка будет мерять, а мне просто так смотреть? Так нечестно!
Пришлось оставить деревянный метр в хватких Таниных руках. И мы с Таней вместе пошли Тишку ловить с этим метром. Только Тишка увидел деревянный дрын в руках у Тани и испугался простой линейки с полосками. Он трусливо поджал хвост и бросился от нас на веранду. На веранде Тишка кинулся под вешалку и свалил наши куртки. Из-под вешалки его понесло на кухню, только загремели кастрюли и банки. Потом мы загнали Тишку в гостиную. И он пронесся вихрем по дивану, сорвал ковровое покрытие, перевернул стулья, шваркнул лохматым боком по шкафу.
И хотя мы кричали:
- Не бойся Тишка. Мы тебя только померяем…

- Ну, пустите собаку в будку, хоть один разок…
И на один разок мы с Таней согласились.
Тишка сунул нос в будку, фыркнул, принюхался, царапнул лапой деревянный порог, покосился на крышу. Ничего!
Втянул мохнатые бока в деревянный домик.
Здорово!
Шлепнул хвостом по стенам. Круто!